Главная > Статьи > Архивное дело > Общество > Историк-архивист: кладовщик или исследователь?

Историк-архивист: кладовщик или исследователь?

Встреча Министра культуры Российской Федерации Владимира Мединского с представителями архивной отрасли могла бы показаться чиновничьей рутиной, мало ли ежедневно проходит совещаний по вопросам улучшения деятельности подведомственных учреждений? Как писал знаток и бытописатель жизни отечественных чиновников М.Е. Салтыков-Щедрин: «Необходимо, дабы между градоначальниками царствовало единомыслие». Но совещание 30 июля неожиданно породило бурные обсуждения не только в профессиональной архивной среде, но и в популярных интернет-блогах.

Пресс-служба Росархива была непривычно краткой в отношении столь высокого события, ограничившись дежурной фразой об обсуждении «вопросов развития архивного дела»^[1], а за подробностями направляла читателя на сайт вышестоящего начальства.

Официальное сообщение Министерства культуры было, по сути, таким же лаконичным: обсуждались кадровые вопросы, финансирование и оплата труда, а также текущие проблемы конкретных федеральных архивов. Предметом отдельного внимания стала конфликтная ситуация, связанная с подвигом 28 панфиловцев. Г-н Мединский призвал собравшихся архивистов избегать оценочных суждений в отношении исторических документов. «Сотрудники архивов — не писатели и не борцы с историческими фальсификациями, — подчеркнул глава ведомства. — Основная задача — предоставить документы, а дальше пусть журналисты их исследуют и делают выводы»^[2].

Суть конфликтного вопроса вынесло в новостной заголовок Информационное агентство России от того же 30 июля: «Мединский призвал руководство Госархива не давать собственных оценок архивным документам. Ранее глава Госархива Сергей Мироненко высказался о подвиге 28 панфиловцев, назвав его "мифом"».

Эта дискуссия породила целую бурю комментариев. Достаточно сказать, что поисковый запрос Яндекса «Мединский и Мироненко» выдает 106 тысяч ответов, среди которых не самые мирные формулировки: «Архивные войны Сергея Мироненко», «Мединский запретил Госархиву сражаться», «Министр культуры пригрозил», «Сенатор посоветовал министру» и другие.

Яндекс. Выборка по запросу "Мединский Мироненко"

Оставлю за скобками историческую критику подвига 28 панфиловцев или оценки достоверности справки-доклада главного военного прокурора Н. Афанасьева «О 28 панфиловцах» от 10 мая 1948 года по результатам расследования Главной военной прокуратуры. Отмечу, на мой взгляд, главное значение этого дискурса. Пожалуй, впервые на моей памяти (за более чем двадцать лет работы в архивной отрасли) на уровне первых лиц в государстве был поднят вопрос: кто же все-таки такой архивист: историк? или хранитель? Кладовщик, если угодно. В чем его предназначение?

Сторонников и противников каждой из точек зрения в отечественной историографии предостаточно. Александр Сергеевич Пушкин, работавший над историей пугачевского восстания, столкнулся с «опечатанными» материалами. Николаю Михайловичу Карамзину же в ранге официального историографа документы прибывали «возами». Эту линию можно продолжить через столетия вплоть до современности. За каждой «партией» десятки исторических авторитетов.

Вправе ли историк, возглавляющий учреждение и определяющий все направления его деятельности, в том числе использования архивных документов, выступать не только как администратор, но и как имеющий собственные оценочные суждения интерпретатор исторического источника.

На мой взгляд, в данном случае очень важно избежать крайностей. С одной стороны, взгляд на архив, как на учреждение, в котором хранятся и учитываются некие источники, а на его руководителя только как на менеджера, значит низвести архив до уровня склада. Современной, оборудованной кондиционерами, травалаторами, серверами с цифровым контентом, но все же — кладовки.

С другой, согласившись с тем, что архив есть феномен, понять который простому исследователю не дано, мы уступим архивистам право «первой ночи». Историки, давно и обоснованно пытающиеся разделить данное право с архивистами, меня поймут. Не секрет, что под видом реставрации, проверки наличия, выдачи собственному сотруднику для выполнения служебного задания, архивисты скрывают самые «вкусные» исторические источники, потихоньку исследуя их и публикуя результаты к собственному удовольствию. Будучи участником II съезда Российского общества историков-архивистов, автор этих строк еще в далеком марте 1996 года слышал подобные опасения в кулуарах. Оставим за скобками вопрос о деятельности РОИА сегодня — это не предмет данного рассуждения, — отметим лишь пункт 2.2.7 Устава РОИА, принятого тогда же, обязывающий сотрудников архивов оказывать методическую помощь исследователям в их поисках необходимой архивной информации; содействовать открытости архивов, защищать права исследователей.

Можно ли найти в данном вопросе золотую середину? Конечно, можно было бы сослаться на Международный этический кодекс архивиста, принятый на заседании Генеральной ассамблеи Международного совета архивов (Пекин, сентябрь 1996 г.):

«Архивисты должны стремиться к расширению сотрудничества, избегать конфликтов с коллегами по профессии и разрешать возникающие проблемы, поощряя при этом строгое соблюдение архивных стандартов и этических норм. Архивисты должны сотрудничать с представителями родственных профессий на основе обоюдного уважения и взаимопонимания».

Кодекс декларирует беспристрастность архивиста в обслуживании интересов пользователей. Но, как каждый декларативный документ, он содержит массу возможных исключений, лишающих его обязывающей силы:

«Архивисты должны отвечать вежливо на все обоснованные запросы о своих фондах и содействовать их наиболее широкому использованию в соответствии с политикой учреждения, обеспечением сохранности фондов, правовыми соображениями, индивидуальными правами и соглашениями о дарении».

Мне представляется, что решение вопроса находится в плоскости своего рода «общественного договора» архивистов и историков. Историк, замещающий в архиве административную должность, принимает на себя ограничения и не занимается исследовательской работой в период пребывания в этом статусе. Может быть здесь уместна аналогия с ограничениями государственного гражданского служащего на участие в бизнесе. В свою очередь архивист, покидающий рамки административной должности, получает право на публикацию и оценочные суждения, в том числе по профилю его архива.

Лишь бы не переусердствовать с ограничениями. Совсем запретив архивисту совершенствовать и реализовывать себя и в привычном качестве исследователя, мы рискуем качнуть маятник равных возможностей в другую сторону. И тогда: «В этом году, по-видимому, даже для архивариусов литературная деятельность перестала быть доступною»^[3].

И. Ромашин,

кандидат исторических наук

Примечания: